Страна в которой мы живём...

Один знакомый бизнесмен недавно рассказал историю. Ехал он по Кутузовскому проспекту, очень спешил и уперся в глухую пробку. Мимо по резервной полосе шныряли машины с мигалками. Опоздание становилось критичным, и он поехал по резервной.

Через считанные минуты его догнала машина с голубым маячком и номерами ФСО. Тоже, видимо, куда-то спешила. Последовал приказ остановиться. Из догоняющего автомобиля вышел высокий чин ФСО. Цвет и выражение его лица не оставляли шанса на дружескую беседу. Пока ординарцы вытаскивали из машины упирающегося беглеца, чин озвучивал список карательных мер, периодически поминая родню нарушителя. Лишение прав на три года — нет, навсегда; арест — нет, конфискация автомобиля. Пообещав добавить к списку пару статей УК, чин включил мигалку и умчался по нейтральной полосе. На месте происшествия тут же оказались сначала местные милиционеры и их начальники, затем гаишники и их начальники. В конце концов нарушитель остался один на один с рядовым гаишником, который подытожил приказ начальства фразой: «Давай две штуки — и свободен».

Случай наглядно иллюстрирует систему управления в государстве. Система эта уже давно не имеет отношения к управлению. Она представляет собой ряд условных сигналов, посылаемых с небес на землю для формального или условного исполнения. Обратно, снизу вверх, вместе с отчетом о принятых мерах отправляются деньги, распределяясь по этажам вертикали. Это и коррупцией назвать трудно. Властная рента. Наш особый путь, наша конструкция экономических отношений в обществе.

Сегодня, чтобы получить какую-нибудь госуслугу или, наоборот, избавиться от таковой, мы звоним знакомым посредникам, которые знают расценки и ходы. В этом параллельном мире, который охватывает все сферы нашей жизни от рождения до похорон, есть главный двигатель — мотивация. Поэтому решается все быстро, без лишних формальностей.

Здесь есть конкуренция, борьба за клиента и «рыночное» ценообразование. Есть, правда, риски, несопоставимые с возможным выигрышем. Поэтому, когда чиновника сажают за взятки, на его место приходит другой с теми же целями, что и у предшественника: хоть годик продержаться — зато потом и внукам останется. Есть даже понятие первоначального капитала. Его вкладывают в должности. Поступление в ГАИ, говорят, стоит от $3000 до $5000 в зависимости от региона. Окупается за месяц. Кресло губернатора, ходят упорные слухи, — около $10 млн.

В игре так или иначе участвует вся вертикаль. Один и тот же человек может одновременно брать взятку, давать взятку и карать за взятку. Стремление чиновничьей бюрократии к контролю во всех сферах деятельности оборачивается коллапсом управления. Сегодня государство — это не решение проблем, государство — это и есть проблема.

А тем временем сограждане самостоятельно заполняют пробелы в государственных функциях, например в обеспечении своей безопасности. Любопытный факт: в прошлом году в России было куплено 500 000 бейсбольных бит — и всего лишь два бейсбольных мяча.

Социолог Лоуренс Харрисон описал заочную дискуссию антрополога из Чикагского университета и камерунского экономиста. Первый, проведя несколько лет в командировках и экспедициях в Африке, списал все, что принято считать бедами Черного континента, на традиции и культуру народов, его населяющих, советуя не лезть в этот «прекрасный и самобытный» мир. Его оппонент, коренной африканец, отучившийся в Гарварде, напротив, призывал цивилизованное сообщество больше влиять на ситуацию в африканских государствах, из-за чего и получил выговор за космополитизм и заискивание перед развитыми странами. Вот как ответил камерунский ученый своему коллеге, восторгавшемуся особым путем третьего мира. Цитата длинная, но, мне кажется, ее стоит привести полностью.

«Я скажу правду. Нам, африканцам, действительно нравится жить в трущобах, где нет в достатке пищи, медицинской помощи и образования для наших детей. Наша политическая система, возглавляемая коррумпированными вождями племен, — это нечто достойное восхищения, поскольку она позволила странам вроде Заира при режиме Мобуту завоевать международный престиж и всеобщее уважение. Более того, было бы действительно страшно скучно, если бы по всей Африке удалось организовать свободные и демократические выборы. Если бы такое случилось, мы перестали бы быть настоящими африканцами и утратили бы всякую самобытность — наш авторитаризм, наши кровавые гражданские войны, нашу безграмотность и сорокапятилетнюю продолжительность жизни; мы бы разочаровались в себе и уронили бы себя в глазах тех западных антропологов, которые с таким сочувствием изучают нас, понимая, что от нас не следует ждать такого же поведения, как от всех других людей, которые стремятся к достойной жизни… Мы, африканцы, должны быть самобытными…»

Чем лечится наша «самобытность»? Боюсь, что без хирургического вмешательства уже не обойтись.